Dégoût

Сегодня поговорим об отвращении. Я давно обещала развернуть эту тошнотворную тему, но все руки не доходили.

Началось все с неосторожного утверждения: «После долгих и продолжительных дебатов, большинство современных философов склоняются к мысли, что у людей, помимо воспитанных общественных моральных норм, все еще существуют врожденные интуитивные предохранительные механизмы (или их зачатки, или их остатки) касательно человеческой жизни и смерти, членовредительства и прочих открытых гнойных ран.»

Ну тут меня и поймали. Говори, дескать, что за механизмы, где они и, главное, зачем. В общем, википедия нам в помощь. В этот раз мы пройдемся по отличной статье в немецкой википедии «Ekel«. Кто еще, как не немцы, могут с усладой расписать отвращение, а? Кто читает на немецком, предлагаю на мою писанину не отвлекаться, а сразу читать оригинальную статью. Там и размах и глубина. Кто не читает, но кому интересно, слушайте, что я напою.

Об отвращении пишут толстые книги, снимают кино, рисуют картины, копаются в мозгах и так и эдак, писатели, философы, биологи, психологи и пр. Раскладывают на винтики и составляющие в надежде понять, что ж это за ощущение такое. О, если было бы все так просто: раскрутил часы, разложил на винтики и сообразил, как оно работает. Но мы попробуем.

Врожденное vs.приобретенное.

Ощущение отвращения одна из базовых эмоций, которая, согласно теории Поля Экмана, демонстрируется лицевой мускулатурой. Всех их насчитывают шесть — гнев, страх, печаль, отвращение, удивление и радость. В отличии от гнева, страха и печали, отвращение сопровождается накатыванием тошноты, понижением частоты сердечных сокращений вплоть до обморока. Лингвисты считают, что судя по всему, возглас при невербальной коммуникации и демонстрации отвращения довольно древний. Это в основном разные вариации возгласов «фу» и «бе»: pfui, phooey, фу, бе, фе, pah, bah (полиглоты, можете добавить чего в список). Держите меня, пока я тут не отклонилась в сторону, потому как эти все невербальные словечки изучают разные математические лингвисты. Ужасно интересно.

Так вот, эмоция-то базовая, но, как и прочие базовые эмоции, связана с тем самым феноменом «Я» в сознании. То есть отвращение — вещь вполне осмысленная и осознанная. Тут, на стыке этого «Я» ломаются копья касательно врожденного и воспитанного социумом. Теперь еще одно важное лирическое отступление. Есть социум — есть сознание, есть речь, есть «Я», есть эмоции, есть отвращение. Нет социума — нет сознания, нет речи, нет «Я», эмоций тоже нет и отвращения тоже. Есть что-то такое, как у животных, о чем мы можем только предполагать. Получается, что отвращение — продукт воспитания. Но тут из корыта мы выплескиваем ребенка. Если нет мозгов, то и ума тоже нет, независимо от социума, правильно? Сейчас ни один ученый в трезвом уме не будет строго делить на врожденное и приобретенное, а будет хитроумно заявлять, что наше сознание — продукт взаимодействия мозга (где гены, нейроны и трансмиттеры) и социума (где традиции, культур-мультур и пр. )

Исходя из этого, считается, что базовая склонность к отвращению там где-то в мозгах есть, а вот на что это отвращение будет направлено, определяет социум. Впрочем, тут вмешиваются биологи, которые посчитали, что к апельсину и вкусным конфетам воспитать отвращение сложнее, нежели к толстой жирной личинке или зеленой сопле. Есть заблевания, которые сопровождаются разрушением эмоции отвращения, больной также не распознает эту эмоцию на лице у других. У детей-маугли, которые выросли вне социума, есть пищевые пристрастия, но нет демонстрации отвращения и отвращения похоже тоже нет.

Когда, где появляется отвращение и зачем?

Приблизительно до трех лет ребенок способен тянуть в рот какашки, личинки и окурки без малейших признаков отвращения. Хоть младенец и может корчить отвратительные рожи на манную кашу, нейрофизиологи объясняют это не как отвращение, а как вкусовую интерпретацию. К трем годам ребенок начинает соображать что к чему. Тут на сцену выходит Зигмунд Фрейд и говорит: «Ага! Все наши взрослые беды от того, что родители слишком упорно вытирают чаду попу. Или наоборот, не вытирают. И отвращение с удовольствием сильно связаны, а там до извращений рукой подать.» Получается, что наше социальное стремление к чистоте и опрятности, пусть даже и эволюционно и социально как-то оправдано, на самом деле не что иное, как закрученная пружина нашего тайного удовольствия. Это напряжение в социуме звенит и требует время от времени разрядки. К этому мы вернемся чуток попозже.

Отвращение формируется в мозгах в миндалевидном теле, где обрабатываются и другие эмоции, а оттуда передается на лобную кору, где у нас опыт и контроль. Раздражение этих участков вызывает реальные ощущения отвращения. В формировании отвратительных ощущений играет роль внешний вид, запах (вонь) и прикосновение, например к чему-то склизкому и липкому. Сила этих сигналов разная и сильно зависит от культурного наследия и смысл зачастую тоже разный.

Зачем нам такая опция — отвращение? Еще в 1872 году сам Дарвин озадачился отвращением и посвятил ему отдельную главу в работе «The Expression of the Emotions in Man and Animals» . Отдельное внимание посвятил отвратительной мимике, как предупредительному сигналу сородичам о чем-то невкусном.
Сегодня также широко занимаются эволюционноми аспектами отвращения. Есть мнение, что отвращение к открытым инфицированным ранам и трупам оправдано и является защитой социума от заразы. На сайте би-би-си желающие могут пройти тест с картинками и подтвердить или опровергнуть эту теорию.

Есть также вроде статистически достоверные исследования, подтверждающие, что переживание сильной эмоции отвращения понижает иммунитет, на фоне чего активируется вирус герпеса. Объясняется это тем, что в ответ на эмоцию гипоталамус высвобождает стресс-гормон кортизол, что отражается на иммунной системе.

Это как бы все понятно и просто. Но тут философы (я имею в виду Paul Rozin и Martha C. Nussbaum) копнули глубже и разделили базовое отвращение („core disgust“) к гнойным ранам и гнилой еде (которое очевидно больше врожденное, чем приобретенное и эволюционно объективно нужное) и отвращение с сильным моральным привкусом (которое использует фичу базового отвращения и направляет ее на другие менее отвратительные объекты). Это называется моральное отвращение.
Например:
Общество приспособило ощущение отвращения для отделения себя от животного мира. Животное поведение определяется социумом, как отвратительное.
Общество также приспособило отвращение для формирования социальных групп внутри себя. Это называется негативная социализация, когда народ кучкуется на тему отвращения к чему-то общему: гомосексуалистам, евреям, женщинам и пр. Все весьма иррационально, как мы понимаем. При этом адепты отвращения наоборот, часто ставят краеугольным камнем «близость к природе». Гомосексуализм неестественен — значить все, фу, отвратителен.

Другими словами, механизм избегания телесной грязи как бы приспособлен для избегания грязи душевной, что бы под этим ни подразумевалось.

В некоторых культурах моральное отвращение играет едва ли не большую роль, нежели базисное отвращение к еде и фекалиям. Индуисту достаточно, чтобы «нечистый» из нисшей касты прикоснулся к хорошей еде, как она тут же «портится». Даже в достаточно цивилизованных странах моральное отвращение базируется на феномене «магических мыслей». Среднестатистический житель Европы без особого отвращения оденет чистую секонд-хенд кофтейку, если будет знать, что ее носил здоровый нормальный человек. Но поколеблется, если узнает, что вещь носил инвалид без ног или убийца. Одежду Адольфа Гитлера вряд ли кто отважится на себя напялить вообще.

Пару слов об отвращении к еде, которое базовое, но бывает и моральное.

Отвращение к определенной еде у нас может возникнуть в один момент. Достаточно отравиться гнилой шаурмой, как на многие годы нас будет воротить только от ее запаха. Это классический подкрепленный павловский рефлекс.

С едой бывает точно так же «магически» как и с одеждой. Достаточно вбить себе в голову, что какая-то еда недостаточно «космическо-энергетическая», считай все. Или если кусок шоколада сообразить в виде собачей какашки, тоже есть неприятно, хоть и знаешь, что шоколад. Или кто-то хлебнул чужой из тарелки («Кто? Кто сидел на моем стуле, хлебал из моей плошки, лежал на моей кровати? — завопил Михаил Иванович), все, еда становится «нечистой». Думаю, у каждого есть в запасе байки из детсадовского фольклора на эту тему.

В культуре хоть и есть какие-то общие тенденции отвращения к несвежей пище, универсального отвращения к определенной еде кажется не существует.
То и дело находятся народы с аппетитом пожирающие личинки, тухлую рыбу, морских свинок и мозг живой обезьяны. Некотороые считают, что к животному съестному отвращения все ж чаще встречается, нежели к растительному. Хотя глядя, как мой ребенок кривится на салат из овощей, я бы не стала говорить об этом с такой уж уверенностью.

Отвращение и запах.
Хоть и считается, что запах играет важную роль в формировании отвращения, там еще более субъективно, нежели со вкусом и видом. Однако есть тенденция ненавидеть запахи органического происхождения с примесью аммиака и сероводорода. Американцы долго бились над созданием особо вонючей бомбы, чтоб накрыло всех. Пока что ничего лучшего, чем запах фекалий не придумали. Но это еще как посмотреть. Сельским жителям и запах навоза почти что духи.

В Оксфорде тоже изучали как что нюхается и как интерпретируется нюхателями. Оказалось, что вонючий сыр это приятно, более того, запах рвотных масс тоже ассоциировался с вкусным сыром. Для одних нет ничего хуже запаха жженого мяса, другим этот запах навевает сладкие воспоминания о барбекю.

Запах телесных выделений и испарений если и называют неприятным, то интерпретируют как слишком интимный. Как бы там ни было, а современном обществе роль запаха естественных выделений, запах ног, подмышек и изо рта, теряет биологический смысл и называется негигиеничным.

Отвращение и искусство.

Если считать, что Фрейд действительно прав и в обществе благодаря воспитанному отвращению закручена пружина стремления к отвратительному удовольствию, то надо полагать, что ее надо время от времени послаблять. Я в психологии-социологии и прочих псевдонауках не спец, поэтому пою то, что слышу. В общем считается, что искусство, которое сознательно вызывает у народа ощущение отвращения, берет на себя роль снимателя неврозов и приводит к катарсису и облегчению. Созерцание такого — это как бы дистанционное безопасное переживание, не требующее реального ковыряния в кишках, дерьме и трупах. Посмотрел, ужаснулся, проблевался, выпустил пар — и опять назад к чистому и прекрасному.

Там уже столько писателей, философов и художников топчется, что мне уже нечего добавить и это далеко не блоговая тема. И Сартр с Тошнотой, и Ницше с Заратустрой, и Рабле с Гаргантюапантагрюелем, натуралисты, экспрессионисты и современное искусство все перебирает дерьмо различного происхождения и борется с моральным к нему отвращением. Душа художника требует свободы от таких условностей.

Дополнительное чтиво.
Winfried Menninghaus «Disgust. Theory and history of a strong sensation»
William Miller «The anatomy of disgust»
Aurel Kolnai «On disgust«